АЛЕКСАНДР ВЕЛИКИЙ (МАКЕДОНСКИЙ) (356–323 до н.э.), царь Македонии, основатель мировой эллинистической державы; самый прославленный полководец античности.
Личность Александра соткана из противоречий. С одной стороны, он – гениальный полководец, мужественный солдат, широко образованный человек, поклонник литературы и искусства; с другой – безмерный честолюбец, душитель греческой свободы, жестокий завоеватель, самовластный деспот, считавший себя богом. Хотя созданная им держава,включавшая Грецию, Македонию, Фракию, Малую Азию, Сирию, Палестину, Египет, Ливию, Месопотамию, Армению, Иран, Среднюю Азию и Северо-Западную Индию, распалась вскоре после его смерти, его завоевания положили начало эпохе эллинизма; они создали условия для греко-македонской колонизации Ближнего Востока и Средней Азии и для интенсивного культурного взаимодействия эллинской и восточных цивилизаций.

Выдержки из биографии этого героического полководца, моего самого любимого деятеля Античной Эпохи, заинтересовывают любопытными фактами, рассказами. Привожу описание одного из них.


Поход в Персию
Любому из интересующихся историей известно знаменитейшее деяние Александра: поход в Персию. Но вряд ли многие знают о величайшем и тяжелейшем событии, произошедшем в этом богатом приключениями походе: о форсировании наводящей ужас пустыни, увенчанном звездным часом лидерства Александра.

Этот переход через пустыню действительно был беспощадным и немилосердным испытанием для войска. Ужас, наведенный этим мучительным маршем, был так велик, что в последующие 2000 лет ни один военачальник не осмелился повторить этот эксперимент. Ведь из 40 000 человек — офицеров, солдат и обозной прислуги, двинувшихся за Александром в этот пятисоткилометровый поход, к Карману дошло только около 15 000. Да и те после шестидесяти дней, проведенных в пустыне, походили скорее на мертвецов, чем на живых, были душевно и телесно разбиты и в высшей степени уязвимы.

Если у этих несчастных, каждый из которых за последние недели был занят только борьбой за выживание, сохранилось что-то общее, то это была их оценка данного перехода: «Все страдания, перенесенные войском в Азии, не сравнимы с тем, что пришлось претерпеть в этой пустыне».

Что же толкнуло Александра на это безрассудное предприятие? Было ли для этого хоть какое-то разумное основание? Нет! Никакого логического оправдания, но зато два психологических, старейших, опаснейших, наиболее сильно мотивирующих и одновременно смертельно опасных: жажда славы и стремление к власти. Эта родственная пара обеспечивает высшие достижения с такой же вероятностью, что и мрачные деяния.

Когда он ко всему прочему узнал, что и царица Семирамида, и царь Ксеркс со своими войсками не смогли преодолеть эту пустыню, что одна спаслась с двадцатью, а другой — всего лишь с семью выжившими, то это обстоятельство окончательно свело на нет все разумные расчеты. Каким грандиозным подвигом было бы вывести из пустыни несколько тысяч выживших!

Хотя уже наступил октябрь, солнце еще так пекло, что продвигаться можно было только ночью. Но и тогда температура не падала ниже 35 градусов.

Если бы еще можно было нормально передвигаться! Но почва представляла собой не жесткий кремень или упругий песок, а мягкую тонкую пыль, рассеянную ветром на громадных пространствах и образовавшую дюны, которые частенько были так круты, что на них можно было взобраться только вчетвером.

Если же кто-то, изнемогая от бесконечного мучительного карабканья по этим нескончаемым холмам, пытался ненадолго прилечь, для него этот отдых мог оказаться последним. Ядовитые змеи, чьи укусы были смертельны, прятались под жалкой растительностью на склонах, подстерегая изнемогающих.

Но настоящая катастрофа разразилась после убийства сатрапа, ответственного за снабжение, и разрушения всех тыловых служб. К страданиям пути прибавились страдания от голода и муки разочарования. Сначала в пищу пошли вьючные животные, которые еще остались. Потом набросились на незрелые финики, что многим стоило жизни. Наконец, в отчаянии принялись за травы и кустарники. Но и тут среди съедобных попадались ядовитые, например олеандр. Попробовав его, люди и животные бились в конвульсиях с пеной у рта, как при эпилепсии, а потом умирали в мучениях. Мулов и коней было запрещено выпускать на подножный корм, так как молочай был для них чрезвычайно опасен. Капли белого сока было достаточно, чтобы животное ослепло.

Когда в довершение к этим мукам местные проводники заблудились, то у многих исчезла последняя надежда выжить. Одни, охваченные апатией, полумертвые, упав на дороге, просто не могли подняться. Другие, узнав о том, что заблудились, начинали дрожать всем телом, а мышцы их рук и ног судорожно сжимались, после чего наступала смерть. Третьи, вопреки строгому приказу, покидали свои подразделения, валились спать и теряли поддержку товарищей. В одиночку у них не было шансов выжить.

Но больше всего их мучила жажда. Желание напиться воды было так велико, что граничило с безумием, и лагерь приходилось разбивать на расстоянии не менее двух с половиной километров от источника. Без этой предосторожности люди кидались к воде в полном вооружении, зачастую тонули, а затем с раздутыми животами всплывали на поверхность и заражали драгоценную влагу.

Когда войско еле тащилось по убийственной жаре (не всегда можно было передвигаться ночью), вдруг появился солдат с полным шлемом свежей воды для Александра! Несравненная ценность в этой жестокой пустыне! И величественным жестом примирения (после мятежа!) этот простой солдат протягивает шлем своему царю. Что делает Александр?

Он дожидается, чтобы окружающие обратили на сцену внимание, и они, влекомые любопытством, окружают его, собирается все больше зрителей.

Только тогда, в этот миг, исполненный напряжения, когда все могут ясно видеть, что он сделает, принимает шлем и медленно выливает воду на землю на глазах растерянных зрителей. И произносит лишь: «Для одного слишком много, для всех — мало!»

Конечно, этот эпизод ни в коем случае не мог быть импровизацией, какой он представлялся; это была сознательная инсценировка с целью укрепить дух войска. Ведь не зря же этот добродетельный поступок стал легендарным и в конце концов был мифологизирован, а разве можно достичь этого без «случайно» собравшейся на месте действия толпы зрителей и без услужливого летописца?

Александр и его соратники были людьми своего времени, идеалом которого было стать героем. Естественно, нам странно узнавать о том, как Александр принуждал своих воинов к планам захвата мира и подвергал их бесчеловечным испытаниям в пустыне. Но не будем забывать: все эти македонцы последовали за ним в Персию добровольно. У них была возможность отказаться. А они — и об этом также нельзя забывать — отправились, ибо не меньше Александра жаждали славы, добычи, приключений и бессмертия. Никогда не последовали бы македонцы на целые десять лет в Персию за кем-то, кроме «героя», т. е. предводителя, наделенного необычайным мужеством, страстью к приключениям и ореолом непобедимости.

Любой человек, стремящийся к высшим достижениям, знает, какую громадную роль при этом играют собственный настрой, сила воображения, собственные мысли и чувства. Они в конечном счете и определяют надежды и замыслы. Кроме того, — и это опыт всего человечества — успехи, как правило, окрыляют, а неудачи обескураживают.

Но именно это воззрение непригодно для высших достижений! Человек, стремящийся к вершинам, именно в преодолении худших своих поражений может познать новое измерение самореализации, если, конечно, не воспримет поражение как окончательное, а увидит в нем призыв к напряжению всех своих телесных и душевных сил. Высшее достижение человека заключается в душевном настрое: «Я никогда не признаю себя побежденным!»